Книги, похожие на «М. М. Голубков, Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара»

Сартр-романист и Сартр-философ объединились в фундаментальном труде, написанном в 1947 году. Это эссе стало ответом на обвинения критиков в политической ангажированности литературы и ее уходе от высокого искусства. Автор пытается ответить на важнейшие для писателя вопросы: Что значит писать? Почему люди пишут? Для кого люди пишут?Найденные им ответы неординарны и провокационны, и целые поколения писателей, философов и литературоведов защищают, опровергают и переосмысляют его идеи.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Александр Романов о творчестве Михаила Булгакова. Новая книга из серии «Литературное наследие писателей двадцатого века». Увлекательнейший взгляд создателя миров из двадцать первого века на своего предшественника из века двадцатого, включает в себя большое обзорное эссе о творчестве великого мастера, а также литературный анализ каждого крупного произведения, включая «Белую Гвардию» и «Мастер и Маргарита». Результат этого глубокого анализа окажется интересным как широкой аудитории читателей, так и молодым писателям, делающим свои первые шаги в области создания фантастической, мистической и исторической художественной прозы.

«О многих книгах последнего времени стоит упомянуть. Есть мнение, что наших новых писателей стало ныне влечь к большим вещам, к роману, и что это влечение – показатель некой литературной зрелости. Не знаю, в зрелости ли дело. Просто, я думаю, совершается естественное освобождение от «чеховщины». Миниатюра Чехова – целая эпоха. Это была литературная революция, – необходимая, конечно, и для общей эволюции литературы. Но теперь Чехов остался позади. Пережит, пройден, – хотя не превзойден. Тяготение к «роману», действительно, есть. Однако до сих нор чувствуется во всех новых наших романах какая-то несоответствующая легкость письма, не архитектурпость, не цельность, отсутствие формулы, а единая и ясная формула – непременное условие большой вещи. Незаконченность чувствуется; она так мила в каждом чеховском «пустячке», но, помимо Чехова, редко кому вполне удавалась…»