Книги, похожие на «Леонид Андреев, В тумане»

«– Вы гадкий, злой, нехороший! Я не хочу с вами больше говорить.Когда женщина говорит, что она больше не хочет говорить, – это верный признак, что она заговорит через полминуты.– Нет, это возмутительно. И вы серьёзно думаете, что если Зудерман вместо трёх актов написал четыре, – в четвёртом его героиня непременно убежала бы от мужа и „счастья в уголке“?..»

«Знакомы ли вы, читатель, с теми отдаленными, укромными уголками столицы, вроде конца Песков, Коломны, набережной Обводного канала и проч., куда всесильный прогресс пока еще не мчится на всех парусах, а тащится себе потихоньку, постепенно, шаг за шагом, отвоевывая в свою власть и безлюдные, темные улицы, и кривые переулки? Смею думать, что нет. И если вам случится по делу, и притом вечером, отправляться в такие места, вы уже заранее, мысленно, населяете их всевозможными ужасами брянских лесов, созданными вашим напуганным воображением, а нанимая извозчика, наверно, пустите предварительно в ход все свои физиономические познания, с целью постичь, не смотрит ли этот простоватый парень, у которого, по народному выражению, «рождество шире масленицы», именно тем злодеем, которому надлежит подвести вас под нож или петлю…»

Впервые напечатано в журнале «Русская мысль», 1895, номер 9. Рассказ включался во все собрания сочинений. Рассказ основан на одном из эпизодов жизни Горького в Тифлисе в последних числах декабря 1891 года. Прототипом Кравцова был грузин Г.Читадзе, сын крестьянина, деятель революционного движения. Около заболевшего Читадзе дежурили его товарищи, революционно настроенная молодёжь; среди них был и Горький.Печатается по тексту, подготовленному Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».

«Просторная новая терраса дачи была очень ярко освещена лампой и четырьмя канделябрами, расставленными на длинном чайном столе. Июльский вечер быстро темнел. Старый липовый сад, густо обступивший со всех сторон дачу, потонул в теплом мраке. Только листья сирени, в упор освещаемые лампой, резко и странно выступали из темноты, неподвижные, гладкие и блестящие, точно вырезанные из зеленой жести. Ни шороха, ни звука не доносилось из заснувшего сада. Несмотря на раздвинутые полотняные занавеси, свечи горели ровным, немигающим пламенем. Было душно, и чувствовалось, что в нагретом наэлектризованном воздухе медленно надвигается ночная гроза. Пахло медом, цветущей липой и бузиной…»