Книги, похожие на «Георг Гегель, Учение о понятии»

«Любящий требует клятвы и раздражается от нее. Он хочет быть любимым свободой и требует, чтобы эта свобода как свобода не была бы больше свободной». Эти слова Ж.-П. Сартра могли бы стать девизом его жизни. В 1929 году вместо руки и сердца Сартр предложил своей возлюбленной заключить «Манифест любви»: быть вместе, но при этом оставаться свободными. Симону де Бовуар, которая больше всего на свете дорожила своей репутацией свободно мыслящей особы, такая постановка вопроса вполне устраивала.Отношения Сартра и Бовуар были на редкость прочными, несмотря на своеобразный подход к проблемам любви. Основные аспекты их «любовной» философии представлены в книге, предлагаемой ныне вниманию читателей.

Короткие формы в философии всегда были востребованы – в виде ли набора отдельных фраз, или с отдельными подзаголовками, в составе книги, как у Ницше, пронумерованные, как у Витгенштейна, в стихах, как у Омара Хайяма, устные, как у Кун Цзы и Лао Цзы. Когда мы совершаем попытку строгого систематического описания мира, центром нашего философского поступка стремится стать сама система. Когда мы создаем мифолого-поэтическое описание мира, центром становится описывающий. Но если мысль намеренно прерывается – не в том месте, где она исчерпана, то есть окончательно убита словом, и не в том, где, потеряв свою энергию чувственно воспринимаемой истинности, доползает до состояния, необходимого системе, – возникает тот самый необходимый зазор, в который и просачивается смысл. Ведь целое мира не поддается окончательной формализации. Обрывочный, фрагментарный текст о мире не означает фрагментарного его восприятия, просто автор не желает выпускать наружу ничего лишнего. Существующее в виде фрагментов само, без насилия складывается в некую картину, уступая миру приоритетное право перед текстом быть целостным. И тогда центром описания становится сам мир. Авторам предлагаемого сборника такой жанр «афоризмов», или «максим» кажется не только продуктивным, но и крайне актуальным для нашей интеллектуальной эпохи.

В книге, наряду с существующими формами познания (научное, философское, художественное и мифологическое), обосновывается необходимость создания и целесообразность использования новой формы познания, которую предлагается назвать научно-философской формой. Как и научное познание, научно-философская форма познания – это процесс получения объективного знания, направленного на отражение закономерностей материальной природы. Но научно-философское познание, так же как и философское познание, базируется не на экспериментальных данных, а лишь на фундаментальных принципах существования материи.

«Л. М. Лопатин ошибается в своем предположении, будто я был „взволнован“ его критическими статьями о моей книге. Я мог бы быть взволнован какими-либо недопустимыми нападками личного свойства; но самая их возможность устраняется категорическим заявлением моего критика в последней его статье: „я нисколько не сомневаюсь, что князь Трубецкой всегда питал к Соловьеву самые теплые дружеские чувства, что идеи Соловьева оказали на него неотразимое и весьма прочное влияние и что разрыв с взглядами Соловьева составил глубокий кризис в его духовной жизни“…»