Книги, похожие на «ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕВЛАННИКОВ, Царевна Голубь»

Молодой ювелир Златомир мечтает жениться на прекрасной, но избалованной царевне. Отказывая самонадеянному юноше, царевна говорит, что не выйдет за него замуж, пока рак на горе не свистнет. Несколько обронённых в сердцах слов, и в следующую же ночь над Ясноградом и окрестными деревнями разносится оглушительный свист. Златомир немедленно отправляется на поиски рака-свистуна.

Эта книга – о большой любви, события, о которых в ней рассказывается – легенда, пришедшая из глубины веков. Пройдя множество невероятных испытаний, герои не потеряли веру в добро и любовь. Читатель окунется в атмосферу холодного севера и бархат восточной неги, будет следить за борьбой сил добра и зла… Но как бы ни были могущественны и загадочны силы тьмы, ростки света и добра, как всегда, побеждают, потому что миром правит огромная и бесконечная любовь. Это первая книга автора. Предназначена для романтиков и любителей приключений всех возрастов.

«Говорят, что люди прежде не смеялись оттого, что на земле тогда ничего смешного не было. Другие говорят, что сами люди были прежде умнее и понимали, что ни над чем не надо смеяться, потому что сама природа никогда ни над чем не смеется и все в ней, точно так же, как и в человеке, который не больше, как только частица природы, полно глубокого и великого смысла…»

«… Менее всего Случевский был художник. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, – не почерка, а выражений. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему был нужен свой Аарон, чтобы передавать другим божеские глаголы; он любил выступать под чужой маской: Мефистофеля, „одностороннего человека“, духа („Посмертные песни“), любил заимствовать чужую форму, хотя бы пушкинской поэмы. Когда же, в „Песнях из уголка“ например, он говорил прямо от себя, все у него выходило как-то нескладно, почти смешно, и вместе с тем часто пророчески сильно, огненно ярко. В самых увлекательных местах своих стихотворений он вдруг сбивался на прозу, неуместно вставленным словцом разбивал все очарование и, может быть, именно этим достигал совершенно особого, ему одному свойственного, впечатления. Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это – безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости. …»