Книги, похожие на «Борис Носик, Тот век серебряный, те женщины стальные…»

Зинаида Николаевна Гиппиус – поэт, прозаик, драматург, публицист, уникальная, незаурядного ума личность, необыкновенно яркая женщина. Современники называли ее декадентской мадонной, Зинаидой прекрасной, Белой Дьяволицей, ведьмой, сатирессой, и это неполный перечень обликов, в которых она являлась окружающим.Зинаида Гиппиус оставила большое наследие – глубокую, своеобразную лирику, наблюдательную прозу, умную литературную критику.В книгу вошли воспоминания «Живые лица», написанные в 1925 году, – психологически убедительные и художественно достоверные портреты современников: Александра Блока, Андрея Белого, Валерия Брюсова, Федора Сологуба, Василия Розанова, Анны Вырубовой, Григория Распутина и других.В «Петербургских дневниках» (1917–1918) воссоздана картина Первой мировой и Гражданской войн. Дневники предельно откровенно передают атмосферу Петербурга того страшного, катастрофического времени…

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской.Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской?Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.

«При первых встречах моих с Блоком мы, кажется, несколько дичились друг друга, хотя успели перекинуться «символическими» словами; «софианство» сближало нас, но оно же и ставило между нами преграду. Я, причастный этому внутреннему опыту, страшился его, однако. И этот страх перед соблазном нашел себе впоследствии выражение в моей статье «Поэзия Владимира Соловьева», на которую отозвался Блок примечательным письмом. Но об этом письме – после…»