Книги, похожие на «Максимилиан Волошин, Судьба Верхарна»

Пронзительный стиль, свежие красочные метафоры, необычные сравнения — все в книгах направлено на приобщение читателя к Прекрасному, Величественному, русской литературе и слову. Книги продолжают традиции бесед о русских классиках, интуитивно понявших национальную душу и создавших для своего главного Читателя, Русского человека, образ доброты и милосердия, объемный образ легендарной Руси, которая расправила плечи и набрала силу. Книги рассчитаны на учителей, школьников и ценителей русского слова

Книга содержит уже изданную публицистику («А. С. Пушкин — земной и божественный», «Я родился в России», «Души исполненный полёт» и «Презрел и трон, и плаху»). Посвящена бесконечным исканиям, взлетам и падениям Великого мирянина, вечной трагедии Человека, трагедии человеческой души, распятой между небом и землей. В Пушкине — общая человеческая история, вера, покаяние и распятие в конце пути (Черная речка как символ Голгофы).

«Товарищи, мы собрались чествовать память А. Блока. Вот по поводу характера этого чествования хотел бы я, открывая заседание, сказать несколько слов. Много раз уже повторялись вечера, посвященные памяти Блока. Многообразны подходы к опочившему поэту. Блок как поэт – отчего же не тема? Но, товарищи, поэзия есть целая планета со своими материками, со своими странами света. Чествовать Блока, как поэта вообще, можно, но это общо. Еще более неудовлетворительны те формы чествования, которые целостность творчества Блока раскрамсывают на части. То, что нас, участников собрания, объединяет, является отношением к Блоку, как к поэту – «нашему», народному, любимому. Мы не являемся какой-нибудь литературной, или политической, или даже идейной организацией…»

«Пушкин, когда прочитал стихи Державина „За слова меня пусть гложет, за дела сатирик чтит“, сказал так: „Державин не совсем прав: слова поэта суть уже дела его“. Это рассказывает Гоголь, прибавляя: „Пушкин прав“. Во времена Державина „слова“ поэта, его творчество казались дел, чем-то сопутствующим жизни, украшающим ее. „Ты славою, твоим я эхом буду жить“, говорит Державин Фелице. Пушкин поставил „слова“ поэта не только наравне с „делом“, но даже выше: поэт должен благоговейно приносить свою „священную жертву“, а в другие часы он может быть „всех ничтожней“, не унижая своего высокого призвания…»