Книги, похожие на «Владимир Бенедиктов, Стихотворения 1838–1850 гг.»

«В Тебе надежду полагаю,Всесильный Господи, всегда;К Тебе я ныне прибегаю,Ища прощенья, не суда.В страдании моем, Спаситель,Ты был от самых юных летПомощник мой и Покровитель,Пристанище души и Свет…»

Предлагаемый читателю полный перевод «Канцоньере» сделан в 1985–86 гг. Книга также содержит комментарии, направленные на то, чтобы объяснить русскому читателю многочисленные отсылки исторического, мифологического, литературного характера. Намерение Алексея Бердникова состоит не в том чтобы поэтически перевоплотить оригинал, но в том, чтобы возвратить тексту дух Петрарки, передаваемый языком, характеризуемым приподнятостью. Перевод «Канцоньере» не семантический, поскольку образы оригинала сохранены, а верность переводу есть верность ритму, доказательством чего служит ход стиха.

Евгений Боратынский (1800–1844) однажды сказал, что «поэзия есть полное ощущение известной минуты», и подтвердил это многими своими шедеврами. В книгу великого русского поэта пушкинского времени вошло большинство его стихотворений, в частности, последний прижизненный сборник «Сумерки» (1842). По словам Бунина, поэзия Боратынского никогда не имела временного, текущего интереса, а сосредоточивалась на вечных вопросах, а если иногда и являлась откликом своей эпохи, то и тогда была полна тех настроений, которые нельзя отнести к числу пережитых и уже сданных в архив.

«… Менее всего Случевский был художник. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, – не почерка, а выражений. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему был нужен свой Аарон, чтобы передавать другим божеские глаголы; он любил выступать под чужой маской: Мефистофеля, „одностороннего человека“, духа („Посмертные песни“), любил заимствовать чужую форму, хотя бы пушкинской поэмы. Когда же, в „Песнях из уголка“ например, он говорил прямо от себя, все у него выходило как-то нескладно, почти смешно, и вместе с тем часто пророчески сильно, огненно ярко. В самых увлекательных местах своих стихотворений он вдруг сбивался на прозу, неуместно вставленным словцом разбивал все очарование и, может быть, именно этим достигал совершенно особого, ему одному свойственного, впечатления. Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это – безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости. …»

Имя Любови Никитичны Столицы (1884–1934), поэтессы незаурядного дарования, выпало из отечественного литературного процесса после ее отъезда в эмиграцию. Лишь теперь собрание всех известных художественных произведений Столицы приходит к читателю.В первом томе представлены авторские книги стихотворений, в том числе неизданная книга «Лазоревый остров», стихотворения разных лет, не включенные в авторские книги, и неоднократно выходивший отдельным изданием роман в стихах «Елена Деева».