Книги, похожие на «Н. Н. Муравьев-Карсский, Собственные записки. 1811–1816»

«…Материал для наблюдения, как распространялся и действовал «Сеничкин яд» в тридцатых годах нашего столетия, мы находим в записках магистра 2-го курса московской духовной академии и профессора вифанской семинарии, а впоследствии синодального секретаря Филиппа Филипповича Исмайлова, драгоценнейшею чертою характера которого надо считать его правдивость, часто совсем не щадящую его собственного самолюбия…»

«Семья Чеховых эмигрировала из Таганрога в 1876 году, а Антон Павлович оставался там один до 1879 года, чтобы закончить курс гимназии и получить аттестат зрелости. В те времена в Таганроге никто ни о каких дачах не знал, и все, у кого не было своего хутора или имения, оставались на все лето жариться в городе. Оставались и Чеховы. Их было пять братьев и одна сестра, и едва только кончались экзамены, как братья Чеховы вместе со своими одноклассниками и соседскими мальчиками отдавались каникулам в полном смысле этого слова. Благодаря страшным сухим жарам все братья ходили босиком. Спать в комнатах не было никакой возможности, и поэтому все они устраивали на дворе и в садике балаганы, в которых и ночевали…»

По долгу службы молодой барин, Иван Тимофеевич, приезжает в глухую деревню на окраине Полесья. Там он влюбляется в Олесю – внучку ведьмы. Казалось бы, им не суждено быть вместе, общество не примет их, ведь по поверьям девушка-колдунья принадлежит дьяволу. Однако не всегда то, что представляется нам злом, является таковым и наоборот; и тот, кто считает недобрым другого, сам может скрывать свою безжалостность.Издание дополняют словарные и реальные комментарии, а также предисловие, в котором рассматривается историко-географический контекст повести. Каждую страницу книги сопровождают иммерсивные цветные иллюстрации.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

«Бледные виноградные усики щекотали лицо Нюры. Она некрасиво поморщилась, сорвала усик с досады, так что затрепетали широкие листья и уже завязавшиеся плоды – крошечные гроздья, но не переменила положения. В беседке была нестерпимая жара. Солнце желто-белыми пятнами ложилось на скамью, где лежала Нюра, на ее светлое ситцевое платье и на кокетливый наряд смуглой Маргариты…»