Meet your next favorite book
Впишите название книги, которая вам понравилась,
и выберите наиболее похожую на нее.

Книги, похожие на «Марат Валеев, Шнелль, Санта-Клаус!»

Алексей Козлов
Книга представляет собой мемориал и воспевание общественного и политического подвига Ивана Семёновича Баркова — автора бессмертных произведений, по привычке относимых к скабрёзным видам творчества. Однако на самом деле творчество Баркова было великой насмешкой над лицемерным и коррумпированным государством… Книга содержит нецензурную брань.
Эмма Роса
Баня — ритуал, отдых, релакс, медитация — в этом процессе собраны все лучшие «техники» расслабления, снятия стресса, оздоровления и поднятия упавшего духа! Заядлым банщикам, искренне влюбленным в искусство отдыха в бане, посвящается.
Александр Полуполтинных
Перед вами литературный эксперимент — сборник рассказов, где каждое слово начинается на одну букву. Это виртуозная игра со звучанием, смыслом и ритмом, превращающая текст в фонтан языковой изобретательности. Вас ждут бурлящие базары, верзилы-водители, загадочные знахари и прыткие прапорщики, чьи истории завораживают, веселят и поражают богатством русского языка. Каждый рассказ — не просто каламбур, а живой, динамичный сюжет, наполненный юмором, гротеском и тонкими наблюдениями за жизнью.
Владимир Сорокин
«Очередь» – первая опубликованная книга Владимира Сорокина – увидела свет в 1985 году в Париже в издательстве «Синтаксис». В ней, как и в ранних рассказах автора, отчетливо видны черты грядущего эксперимента над русской прозой, в ходе которого традиционные жанры, сюжеты и персонажи подвергнутся радикальной трансформации.В романе, полностью состоящем из прямой речи, очередь – метафора человеческой жизни вообще. Деликатно, не докучая назиданиями – напротив, развлекая приключениями героев, – «Очередь» учит, что для достижения цели почти всегда нужны иные усилия, чем те, что мы прикладываем, да и цель мы никогда не видим ясно. Бесконечный разговор едва знакомых между собой людей неслучайно назван романом: каждая реплика, как в большом прозаическом нарративе, добавляет штрих к портрету эпохи и в то же время повисает в воздухе, принадлежит всем – и никому.
Понравилось, что мы предложили?