Книги, похожие на «Михаил Лермонтов, Сашка»

«Чего робеешь ты при мне,Друг милый мой, малютка Эда?За что, за что наединеТебе страшна моя беседа?Верь, не коварен я душой;Там, далеко, в стране родной,Сестру я добрую имею,Сестру чудесной красоты;Я нежно, нежно дружен с нею,И на нее похожа ты.Давно… что делать?.. но такаяУж наша доля полковая!Давно я, Эда, не видалРодного счастливого края,Сестры моей не целовал…»

Представлены результаты всестороннего количественного исследования башкирской системы версификации в XX веке. С использованием современных статистических инструментов подвергаются анализу все уровни организации стихотворного текста от фоники до лексики и грамматики, с особенным вниманием к метру и ритму. Количественные данные получены на корпусе текстов 103 башкирских поэтов общим объемом в 1,77 млн словоупотреблений. Анализ предварен подробным обзором науки о тюркском стихе начиная с 1950-х годов. Утверждается, что основную роль в башкирском стихосложении XX века играют силлабические формы фольклорного происхождения узун-кюй и кыска-кюй, первая из которых специфична для поволжско-кыпчакского слогосчитающего стиха. Приводится подробное сопоставление башкирского стиха с киргизским. Книга завершается примерами поэтических текстов на башкирском языке, сгенерированных с использованием искусственных нейронных сетей.

Так как Шевырев и его единомышленники считали себя поборниками «философической поэзии», поэзии «мысли», идеал которой они видели в звонких стихах Бенедиктова, то Белинский поставил перед собой задачу выяснить, что же представляет собою «мысль» в лирике, в частности в стихах Бенедиктова. В результате остроумных наблюдений, тонкого пародийного пересказа стихотворений Бенедиктова ему удается раскрыть их крайнее убожество.Критик с большой убедительностью показал, что в большинстве стихотворений Бенедиктова отсутствует не только глубокая «мысль», но даже и простой смысл. Пародии К. Аксакова на стихотворения Бенедиктова еще более раскрывали читателю схематизм его псевдофилософской лирики.

«Куда бежать? В какой далиУкрыться мне от злого горя?Оно пространнее землиИ глубже моря!..»

Белинский глубоко чувствовал связь своей критики с художественным опытом Пушкина. Через Пушкина раскрывалась ему вся перспектива развития русской литературы. Первая статья начинается характерным признанием критика: «Чем более думали мы о Пушкине, тем глубже прозревали в живую связь с прошедшим и настоящим русской литературы и убеждались, что писать о Пушкине – значит, писать о целой русской литературе: ибо как прежние писатели русские объясняют Пушкина, так Пушкин объясняет последовавших за ним писателей». Только поняв историческое значение Пушкина, Белинский смог безошибочно определять и все действительно ценное в современной ему русской литературе.