Книги, похожие на «Валерий Осинский, Русский излом»

Что может быть страшнее одиночества? Когда не с кем поговорить, кроме собаки? Когда единственный сын от тебя отвернулся и кажется, никому в целом свете ты не нужна и все лучшее позади?Евгения много раз слышала о том, что так бывает, но никогда не думала, что это случится с ней. Однако – случилось. И теперь надо было думать, как жить дальше, как справляться с тоской, которая накатывала так часто и так некстати.«Мы в ответе за тех, кого приручили». Эту фразу Сент-Экзюпери мы повторяем так часто, что она стала затертой, даже банальной. Но нет другого рецепта от одиночества, кроме как найти человека, которому еще хуже, чем тебе, и – помочь, пригреть, «приручить». Порадовать мелочами: тарелкой горячего супа в холодную погоду, незатейливым оливье в новогоднюю ночь, свежевымытыми полами и наряженной елкой.Для Евгении это стало рецептом от тоски, лекарством от одиночества.

Тысяча и одна жизнь… Такие разные, такие непохожие. И в то же время каждая — как яркая вспышка сверхновой звезды на безграничном небосклоне. Большинство рассказов Владимира Виджая (псевдоним Владимира Арутюняна) — не о каких-то известных на весь мир людях, не о знаменитостях, они о тех, чьих имён нет в энциклопедиях или учебниках истории, о людях простых и скромных. Но за каждым героем книги стоит яркая, необычная судьба.

Приходя в этот мир, мы запрограммированы на счастье. Но каждый видит его по-своему, и для достижения своей мечты каждый выбирает свой путь. По прошествии пяти лет семейной жизни сорокалетний герой с разочарованием осознает, что то, к чему он все эти годы так стремился, оказалось всего лишь иллюзией счастья. Но выхода из создавшегося положения не видит. Все меняет случайная встреча. Правильно ли воспользовался герой этой подсказкой судьбы, решать читателю.

Главный герой книги «На солнечной стороне улицы» – сам Город, Голем романа… Я лишь вдувала жизнь в его глиняные дувалы, чтобы он встал перед нами – очарованный, шумный, яркий, столпотворимый. Я лишь рассадила по сюжету населяющие его существа, а их чувства и изреченные мысли придумала по возможности правдиво, чтобы обрели они плоть и пот; чтобы писательских приемчиков и ниточек, этих «набоковских домовых», которые, как известно, живут в тексте и прядут прозу, не удалось углядеть. Чтобы, просто-напросто, вчитавшись (а это ведь род заклинаний!), ты попадал в Город и начинал там жить…Мне хотелось, чтобы на поверхности этого романа необходимым миражом присутствовал причудливый сюжет – его арки и арыки, дворы и базары, кентавры и ангелы, святые и злодеи; чтобы витал над ним абсурдный азиатский быт, незыблемый в своей безумности, крутящий вверх ногами печальное черно-белое кино. Чтобы описанный, воссозданный мною, воплощенный в картинах моей героини Веры Город-роман полнился Вавилонско-Брейгелевским многоголосьем, баянился, строился, тянулся ввысь – возникал воочью.Чтобы в этом романе, на котором лежит солнечная печать моего детства, навечно поселилось сладостное прошлое: «И стал Ташкент»…