Книги, похожие на «Андрей Платонов, Река Потудань»

«Первая часть „Воспоминаний“ посвящена годам детства, которые я провела в глухом уездном городишке среди членов моей семьи, а потому в этот период жизни я говорю только о них. Но с переселением в деревню я близко сталкиваюсь с соседями, и это дает мне возможность описать деревенскую жизнь захолустного уголка, в котором я жила перед падением крепостного права…»

«Он лежал навзничь, недвижимо. Казалось, это был труп. Его фигура выделялась на белой пелене снега какою-то темною, бесформенною массой.Только судорожные движения правильного, выразительного, бледного, измученного лица, сменяющиеся вдруг странным, поражающим контрастом – счастливой, почти блаженной улыбкой, доказывали, что искра жизни еще теплилась в нем, вспыхивая по временам довольно ярко, подобно перебегающей искре потухающего костра, разведенного неподалеку от него…»

Три повести Германа Гессе – «Душа ребенка», «Клейн и Вагнер», «Последнее лето Клингзора» – впервые были изданы, по настоянию автора, единым сборником еще при его жизни и с тех пор неизменно публикуются вместе.Но почему сам писатель считал взаимосвязанными столь разные на первый взгляд произведения? Что общего у историй о маленьком мальчике, терзаемом муками совести из-за горстки украденных сладостей, мелком служащем, бежавшем за границу с похищенными у фирмы деньгами, и умирающем великом художнике, который проводит в горах последнее лето в своей жизни? Секрет этой неочевидной внутренней связи на самом деле прост: герои всех трех повестей Гессе – люди, переживающие кардинальный слом и переоценку собственной системы ценностей.

«Перед иконою Владычицы Благодатное Небо горит лампада. Это любимая икона в доме сельского дьякона Звениградова, да к тому же сегодня первый день Рождества, а завтра – день Владычицы. В спальне тихо. На дворе вечер – звонкий, зимний вечер, когда скрип шагов слышен чуть не за версту. Дети – у дьякона их трое – спят. Мать дьяконица Марья Константиновна, двадцатилетняя, женщина с ласковыми карими глазами, сидит у стола и штопает детский чулок. Порою она отрывается от работы и внимательно прислушивается к тихому посвистыванью трех носиков. Старшему носику три года, второму – два; оба эти носа спят в кроватках; а третий, – третий пока подвешен к потолку, на железный крюк, как подвешивают лампу, но не пугайтесь, читатель, конечно, в люльке. Этому носу всего два месяца. Средний нос зовется Назарием, меньшой – Саввушкою…»