Книги, похожие на «Борис Арватов, Речетворчество»

«. Писатель уже немолодой, начавший писать еще при Надсоне, но потом уверовавший в символизм.. Писатель более молодой, особенно боящийся прослыть отсталым.. Стареющий юноша, с вкрадчивыми манерами.. Умеренный, печатавший свои стихи в „Очарованном страннике“ и „Мезонине поэзии“.. Лицо скучное. Резонер…»

«Среди многообразных особенностей или, может быть, недоразвитостей, а иногда и искажений нашей духовной природы, которыми мы обязаны русской истории, меня всегда занимала одна – узость нашего взгляда на слово. Нас и до сих пор еще несколько смущает оригинальность, и тем более смелость русского слова, даже в тех случаях, когда мы чувствуем за ней несомненную красоту. Мы слишком привыкли смотреть на слово сверху вниз, как на нечто бесцветно-служилое, точно бы это была какая-нибудь стенография или эсперанто, а не эстетически ценное явление из области древнейшего и тончайшего из искусств, где живут мировые типы со всей красотой их эмоционального и живописного выражения…»

«„Герой“ „Божественной Комедии“ – сам Данте. Однако в несчетных книгах, написанных об этой эпопее Средневековья, именно о ее главном герое обычно и не говорится. То есть о Данте Алигьери сказано очень много, но – как об авторе, как о поэте, о политическом деятеле, о человеке, жившем там-то и тогда-то, а не как о герое поэмы. Между тем в „Божественной Комедии“ Данте – то же, что Ахилл в „Илиаде“, что Эней в „Энеиде“, что Вертер в „Страданиях“, что Евгений в „Онегине“, что „я“ в „Подростке“. Есть ли в Ахилле Гомер, мы не знаем; в Энее явно проступает и сам Вергилий; Вертер – часть Гете, как Евгений Онегин – часть Пушкина; а „подросток“, хотя в повести он – „я“ (как в „Божественной Комедии“ Данте тоже – „я“), – лишь в малой степени Достоевский. Если мы изучаем героя „Подростка“, не довольствуясь биографией и характеристикой Ф. М. Достоевского, если мы не смешиваем Евгения с Пушкиным и Вертера с Гете, почему мы пренебрегаем героем „Комедии“?..»

«…За последнее время наша журнальная критика – извиняюсь за грубое, но точное слово – одурела до невероятной степени. Эта критика перестает разуметь, что обозначается словом поэзия и, кажется, полагает это слово синонимом слова сумбур. За поэзию принимается всякий прямо-таки сумасшедший вздор, даже такой вздор, который написан не на русском языке и не на каком-либо ином из существующих иностранных языков, а на языке, изобретенном современными наглецами или шутами стихотворного бедламства. Этот мнимый язык, конечно, непонятен и самим его изобретателям, так как представляет просто произвольный набор букв, из которых составляются будто бы какие-то слова, будто бы что-то значащие…»