Книги, похожие на «Наталья Литтера, Пять лепестков на счастье»

За отчаянную любовь к «образу из телевизора» их называют чокнутыми. Бесстыжими. Одержимыми. У каждой девушки — своя история, свой путь и свои цели. Всего за четыре дня кто-то из них успеет вскользь прикоснуться к мечте, кто-то горько разочаруется в кумире, кто-то переступит границы дозволенного законом, а кто-то — перешагнёт через чувство собственного достоинства. Ни одна не останется прежней… Готовы ли вы заглянуть в фанатские души, не зная, что там увидите — свет или тьму?

Пластический театр — это театр, основанный на различных видах сценического и бытового движения, танца и пантомимы, но сознательно лишенный слова. В ХХ веке он пережил несколько всплесков популярности. Гедрюс Мацкявичюс, создавший в Москве Театр пластической драмы в 1970-е гг., утверждал, что «использует выразительные средства драмы, пластики, танца, пантомимы, цирка, эстрады». Все, кроме слов, потому что «язык пластики настолько богат, что необходимость в слове исчезает»…

Под одной обложкой собрались истории смешные и грустные, пёстрые, как наша жизнь. Про соперничество молодой актрисы и кошки, о курортном романе с русалкой, и о том, как рождаются слухи о НЛО.Обложка создана автором с использованием бесплатных шаблонов с ресурса canva.

Эти записи были найдены в комнате одного человека. Кто он был, спросите вы? Первое, что кажется при первом знакомстве с его письменностью, – почерк мелкий, заниженная самооценка, наклон влево, говорит о его упрямстве, много хвостиков и в «д», и в «у», и в «з» – максимализм верховодит. Еще бы – ведь он был очень молод. В городе, который он посетил, до сих пор говорят об этом. О том, что он написал. Но они не подозревают всего того, что знает лишь он. Да уж, он был не так прост, как казался. Что помнят жители города на границе с Европой? О том, что приехал чужой и пытался навязать им свою культуру, за что и был наказан. По их словам, справедливо. Что кажется мне – сейчас пожимаю плечами, но не от незнания, а скорее от сомнения. Они знали его, здоровались, слышали голос и знали его манеры, я – не видел его, не знал, есть ли у него запах изо рта, каков цвет глаз, и даже имя оставалось для меня загадкой. Но я все же решил открыть глаза. Им и не только.