Книги, похожие на «Никита Гиляров-Платонов, Продолжающиеся известия об успехах русского слова в Славянских землях…»

«В статье о «Гамлете» Шекспира и об игре Мочалова в роли Гамлета я хотел вполне представить судьбу, в нашем отечестве, одного из величайших созданий величайшего драматического гения. Игра Мочалова и ее действие на московскую публику были главным предметом, главною, основною мыслию моей статьи. Но, кроме того, я почел еще нужным и рассмотреть критически, как умел и как мог, самую пьесу…»

«Сдавите сердце – и оконечности омертвеют; затрудните кровообращение – все тело расстроится. Утесните Русь в русском царстве – и сгибнут для России ее окраины; преградите жизнь народного духа – и рассядется, расщепится мало-помалу весь созданный им, этим духом, громадный русский политический организм… Не спасти внешней государственной целости там, где в презрении внутренняя целость народная; не заместить зиждительницу – народность никакою сочиненною, отвлеченною штатс-национальностью; не заменить ее живую, творческую, предержащую и объединяющую силу никакими единства, никакими внешними вспомогательными крепями и связями, хотя бы в виде единой власти и подданнических уз. Россия не Австрия, – не сборная, не лепная; не случайное сочленение разнохарактерных племен и отдельных политических тел, спаянных между собою верховною властью австрийского императора и личною подданническою ему верностью…»

В конце 1857 г. вышло в свет украинское издание рассказов М. А. Маркович (Марко Вовчок). Рассказы молодой писательницы получили в критике чрезвычайно высокую оценку как выдающееся явление украинской народной культуры. Однако русский читатель не мог быть удовлетворен несовершенными авторскими переводами. За новый перевод взялся Тургенев. Потребность сделать творчество украинской писательницы, как выразился Тургенев в своем предисловии, «дорогим и домашним для русской публики» объяснялась художественной самобытностью рассказов и их идейной созвучностью «Запискам охотника».

«Талеран сказал: то есть, слово есть искусство переодевать мысль. Заметим мимоходом, что если здесь в переводе нашем не переодета, то отчасти прикрыта мысль Талерана, потому что у нас, между прочим, нет глагола равнозначительного с Французских нет у нас и еще все каких слов, не смотря на восклицания патриотических, или (извините!) отечественнолюбных филологов, или (извините!) словолюбцов, удивляющихся богатству нашего языка, богатого, прибавим также мимоходом, вещественными, физическими запасами, но часто остающегося в долгу, когда требуем от него слов утонченных, отвлеченных и нравственных. Но обратимся в нашему предмету…»