Книги, похожие на «Козьма Прутков, Плоды раздумья»

«…Между тем, как «сочинители» бранят «Мертвые души» и Гоголя, а литераторы хвалят их и спорят о них, что же делает русская читающая публика? – То же самое, что и всегда делала она с сочинениями Гоголя. Несмотря на незрелость образования нашего общества, допускающую его иногда обольщаться и увлекаться мишурными явлениями, в нем есть какое-то чутье, которое заменяет ему недостаток развития и которое заставляет его окончательно становиться на стороне только истинно прекрасного и великого…»

«…Итак, что такое балаган и что такое образованность?Мы имеем смелость думать, что всякий серьезный писатель обязан говорить чрезвычайно осторожно о «балагане», принимая слово это в общем смысле. Балаган имеет такую длинную, почетную и благородную историю, какой может позавидовать любое театральное ведомство, как бы не поражало оно роскошнейшими зданиями и невообразимо дорогой администрацией. Нет надобности напоминать при этом, что Мольер почерпнул в балагане не только свою язвительную веселость, но и множество лиц, увековеченных им на сцене, так же как нет надобности говорить и о близком родстве, существующем между балаганом и Шекспиром. Горе вообще тому театру, который вышел не из балагана: он лишен лучшего диплома на почетное существование…»

Статья «Петербург и Москва» замечательна не только полной и разносторонней характеристикой обеих столиц. Опираясь на выработанную им же концепцию русского исторического процесса, Белинский доказывает историческую необходимость Петербурга и обосновывает его национальное значение вопреки славянофильским толкам об «искусственном» происхождении этого города. Та же антиславянофильская тенденция звучит и в критической характеристике Москвы с ее «патриархальной семейственностью», представляющей благодарную почву для появления всяческих романтико-идеалистических теорий, в том числе и славянофильских.

В романе-хронике «Дневник провинциала» фантасмагорические картины «водевильно-распутной жизни» Петербурга, его чиновной и журналистской братии, либеральствующей «по возможности» и стремительно развивающейся к «чего изволите», создают «трезвую картину» пореформенной эпохи.

«Вы знаете, о ком и о чем должно быть, да и не может не быть наше первое слово. Вот уже целый месяц, как во всем русском обществе, у всех, кто только не совсем заглох душою и способен жить не одною личною, но и общею жизнию, – у всех, и на устах и в памяти, одно дорогое и любезное имя… Да, завтра 19 апреля, ровно месяц, как убыло в России человеком, которому нет замены, с которым ушло от нас целое богатство духа – убыло Самариным Юрием…»