Книги, похожие на «Зинаида Гиппиус, Парижские фотографии»

«Помнится мне одна пасхальная ночь.Это было в Петербурге, в те далекие времена, о которых кажется теперь, что их и вовсе не было. Впервые поднялся тогда „железный занавес“ за Николаевским вокзалом, отделявший „светский“ Петербург от „духовного“, церковного, от Александро-Невской Лавры со всем его населением и с особым его бытом: тогдашний обер-прокурор Победоносцев разрешил религиозно-философские собрания. Полутайные, правда, без „гостей“, только для членов, но это не помешало сделаться им сразу очень многолюдными. Почин шел от „светских“; духовенство откликнулось горячо, даже высшая иерархия, не говоря о молодых приват-доцентах Дух. академии, принявших „сан“ и еще не принявших…»

Книга продолжает повествование о современных обитателях старинного арбатского особняка, начатое в книге «Дом на Арбате». На этот раз в центре повествования – события, связанные с храмом Николы Явленного, давшим в своё время второе имя Арбату: «улица Святого Николая».В 30-е годы прошлого столетия этот красивейший храм Москвы был уничтожен богоборцами, одержимыми яростной ненавистью к Православию. Сейчас окна дома на Арбате выходят на пустырь, где когда-то высилась великолепная шатровая колокольня порушенного храма.Но свято место пусто не бывает, и кто знает: может быть, именно многолетнее пребывание рядом с арбатской святыней и вдохновило автора на то, чтобы бросить вызов нынешним осквернителям памяти покровителя Арбата – Святителя Николая Чудотворца?

«Моей речи, произнесенной 7 мая, в Париже, на собрании в память Н. В. Чайковского, я предпосылаю несколько слов. Они касаются и самого собрания, и статьи Д. Философова «Своеобразная богобоязнь». Статья эта, по существу очень справедливая, – в отношении к данному собранию не совсем точна. Это и неудивительно: автор берет собрание по газетным отчетам, которые все поверхностны, сбиты, и сути речей нисколько не передают…»

«В последние недели, начиная с того дня, когда пришло первое известие о кончине государыни Марии Федоровны, весь русский Париж явил великое и до глубины трогательное зрелище общей скорби и общего патриотизма, в котором объединилась вся эмиграция. Заупокойные литургии и панихиды служились почти без перерыва. Но, несомненно, самый тяжелый молитвенный труд достался на долю духовенства соборного храма на улице Дарю. Священнослужители совсем изнемогали, и не так от продолжительного стояния на ногах, как от духоты, тесноты и того высокого религиозного напряжения, которое в редких, необычайных случаях передается от пастыря к пастве и обратно, находя разрешение в слезах…»