Книги, похожие на «Леонид Андреев, Океан»

— А давай ты будешь ты, и я тоже буду ты. — Это как? — А вот так. — Ну, давай. — А давай ты меня к черной дыре пошлешь. — Это еще зачем? — Ну… интересно же, что там в черной дыре. — Тоже верно.

«В конце октября или в начале ноября Балаклава – этот оригинальнейший уголок пестрой русской империи – начинает жить своеобразной жизнью. Дни еще теплы и по-осеннему ласковы, но по ночам стоят холода, и земля гулко звенит под ногами. Последние курортные гости потянулись в Севастополь со своими узлами, чемоданами, корзинами, баулами, золотушными детьми и декадентскими девицами. Как воспоминание о гостях, остались только виноградные ошкурки, которые, в видах своего драгоценного здоровья, разбросали больные повсюду – на набережной и по узким улицам – в противном изобилии, да еще тот бумажный сор в виде окурков, клочков писем и газет, что всегда остается после дачников…»

Две игрушки, Кукла и Медвежонок, много поколений переходили в одной семье, как своеобразное наследство, от матери к дочери. Но последний владелец, будучи бездетным, дарит их своему недавно женившемуся подчинённому. Так игрушки в очередной раз оказываются свидетелями нового брака, новых перипетий, с которыми приходится столкнуться молодожёнам. Но опытом увиденного, взглядом со стороны они помочь людям не могут. Пьеса пронизана идеями терпения и прощения своих близких. Особенно тех людей, которых мы сами выбираем и приводим в свою жизнь и временами мучаем их, сами не понимая зачем.

«На въезжей села Балясина собралось целое общество. В тесной избе, скупо озаренной лампой ценою в четвертак, на деревянных лавках, в самых разнообразных позах, размещались всякого рода посетители. Каждый из них ехал по своему делу в губернский город, спешил и строил приятные планы, но осенняя ночь распорядилась по-своему; она предательски подкараулила их среди дороги, обложила непроницаемой тьмою, загнала всех в одну избу и решила выдержать здесь вплоть до рассвета. Чего она хотела достигнуть этим – неизвестно, но она так пожелала, и люди должны были подчиниться…»

«Трое рослых татар, с заступами в руках, молча уравнивают упругую землю – съезд к парому. Один возится на самом пароме, расковыривая ломом доски, еще один – мешая ему – метет паром измызганной метлой, ими тихо командует статный юноша в лиловой тюбетейке – у него очень белое лицо, большие грустные глаза и ярко-красные губы. Я сижу на скамье у ворот постоялого двора, любуюсь тихо-умной работой татар, голубями, – на душе у меня удивительно хорошо, точно я сам сделал всё это: солнце, небо, землю и всё, что на ней. Недурно сделал и тихонько радуюсь…»