Книги, похожие на «Дмитрий Александрович Москвичев, Никудали»

*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ УЛИЦКОЙ ЛЮДМИЛОЙ ЕВГЕНЬЕВНОЙ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА УЛИЦКОЙ ЛЮДМИЛЫ ЕВГЕНЬЕВНЫ.В сборник вошли пьесы «Семеро святых из деревни Брюхо» (о русских юродивых), «Мой внук Вениамин» (смешные и грустные семейные истории) и «Русское варенье».«Вишневый сад» и кусочки других пьес Чехова перевернуты у Улицкой с ног на голову: потомки Лопахина (Лепехины) дожили до того, что дачу надо продавать. И надо работать – но никто не работает. Дача разваливается. Даже «…в Москву, в Москву…» уже никто не стремится. Остается варить варенье по старинному рецепту и пытаться продать по 10 $ за банку. Искушение постмодернизмом? Скорее желание сварить варенье из цитат, зарифмовать классику и современность…

Объекты Бэ, Це, Эф и Икс. Нет, не объекты. Тоже сущности. И Бэ, и Це и Эф — сущности. Это точно. А вот насчет Икс — весьма сомнительно, вроде бы объект, но какие-то задатки сущности есть. Нет, все-таки объект.

Эта книга расскажет, как можно любить и ненавидеть. Кому-то она даст совет, как полюбить себя или того, кто предал тебя. Эта книга укрепит в вере в себя, Бога или самого дьявола. Это роман об освобождении, мистической помощи и наказании за глупость и безответственность. Но еще он расскажет о страсти, в том числе к чтению, раскрывая целительную силу книг, и об успехе. Каждый из героев книги верит в успех, и по-своему находит его. Книга не могла бы быть создана без теорем о гравитационной сингулярности, которые заставляют взглянуть на нашу вселенную под иным ракурсом.Содержит нецензурную брань.

Это не роман. И не «роман в эссе», как, по меткому определению моей подруги и по совместительству – литредактора, был обозначен жанр «Моего одесского языка». Это не крик души и не шёпот сердца. Не печаль разума и не поиск чего бы то ни было: себя, истины, правды… Это симпатическая реакция. Мне всё время кажется, что на мне стоит клеймо. И оно постоянно чешется. Проявись оно когда-нибудь как обычная татуировка, там было бы одно слово – «Одесса».