Книги, похожие на «Осип Мандельштам, Нежнее нежного (сборник)»

Для чего я пишу стихи… Я и сам не могу ответить на этот вопрос. Хотя, я точно уверен, что для того, чтобы объяснить необъяснимое, проза совершенно не подходит, а вот стихи могут выразить короткий довод для понимания сути вещей практически мгновенно. Мне нравится язык Эзопа, когда через отвлеченные вещи и сравнения, с помощью стихотворения раскрывается взору уже понятная для всех картина истинного положения вещей.Мне нравится, когда повествование и объяснение явлений производится не сразу, как танковая лобовая атака, а иносказательно, более тонко, я бы сказал – издалека…И, конечно же, концовка стихотворения должна быть точной, лаконичной, проникающей прямо в сердце, попадающей точно в цель… подчеркивающей смысл всего стихотворения, сверкающей и убийственной, зовущей к осмыслению и воскрешению человеческих чувств. Задача поэзии окрылять людей, учить смаковать слово, и облегчать нашу жизнь…С помощью стихотворения мы признаемся в любви, подчеркиваем свои внутренние переживания, открываем в себе душевную боль, радость, гнев. Реагируем на проявления природы, становимся ее частью, расширяя рамки восприятия окружающего мира. На самом деле, не писать стихи я уже не могу. И когда ничего не сочиняю, начинаю болеть, прислушиваюсь к чувству опасности, опасности большой потери, потери благосклонности муз.И пока я сочиняю стихи, я живу…

Меня спрашивают: «Почему ты так назвала книгу?» – пожимаю плечами… По моим высоким скулам видна кровь кочевников. Много лет назад один шаман – настоящий, не ряженый – сказал мне, что видит мою жизнь, как повозку в поле. «С тобой на этой повозке, – добавил он, – все то, что ты любишь». Делиться дарами этого странствия – вот что я люблю…

В «Имперском романсеро» Вадим Месяц возвращается к легкости письма: питерское обериутство, британский абсурд, дзен-ский уход, закадровый диалог с московским метареализмом. Обращение к жалким мелочам и великим судьбам России входит в неожиданное тождество с классическим «смехом сквозь слезы». Подобные интонации присутствовали в его поэтике и раньше, но в нынешней книге, наконец, обрели стилистическую законченность. Тончайшая лирика и жандармская грубость расшаркиваются и толкаются в этой зазеркальной прихожей, словно Достоевский и Гоголь. К этим авторам отечественной хрестоматии он незаметно для себя и обращается, черпая не только иронию, но и державную мощь.

Взглянув на небо, по которому совершало свой путь ясное светило, он произнес: — Вот зрелище, на которое никогда не наскучит смотреть. Ги де Мопассан «Жизнь» — Экая славная вещь сон, подумаешь! Вся жизнь наша сон, и лучшее в ней опять-таки сон. — А поэзия? — спросил я — И поэзия сон, только райский. Иван Тургенев «Накануне»

Константин Бальмонт (1867–1942) – поэт «мимолетности», мгновения, ворвавшийся в русскую поэзию как метеор, один из виднейших представителей старшего поколения символистов и Серебряного века. «Солнечные» стихи, «моцартианское» начало поэзии К. Бальмонта настолько пришлись по душе современникам, что начинающие поэты того времени часто начинали с подражания поэту, как некогда сам Бальмонт начинал с подражания Некрасову. «Кому дорога русская поэзия, тому навсегда будет дорого певучее имя Бальмонта», – сказал о поэте Георгий Адамович. В книге собраны не только самые знаменитые, но и малоизвестные стихи поэта.