Книги, похожие на «Оксана Олеговна Заугольная, Морфы»

Трактир «Кофейная гуща» стоит на границе между новорожденной реальностью и непознаваемым хаосом еще неосуществленных возможностей. Он стал центральным местом действия цикла «Хроники Ехо», в ходе которого старые друзья и коллеги встречаются, чтобы поговорить о прошлом и помолчать о будущем, которое уже почти наступило.В восьмой книге цикла «Хроники Ехо» сэр Нумминорих Кута расскажет о тубурских Мастерах Снов, изамонских обычаях, Темной Стороне, Вечном Сне и других чудесах Мира. А заодно о том, как он нечаянно изменил Мир – раз и навсегда.Книга публикуется в авторской редакции.

На осенней ярмарке Юстина встречает странного человечка – продавца снов. Показывая флаконы с сияющим зельем, он обещает невероятное: выпьешь – и сможешь встретиться во сне с тем, с кем развела судьба, или отомстить обидчикам, или... чего душа захочет. И всё, что случится во сне, сбудется наяву. А флакон с колдовским сном продавец отдает задаром – за рассказ о приснившемся и идею нового сна.Юстина радостно "покупает" флакон, сочиняет сон, а на пороге дома слышит предупреждение-предсказание от местного юродивого: не пей зелье, плохо всем будет, бесплатно – лишь сыр в мышеловке...Так кто же он такой – продавец снов? Чем торгует? И почему современная девушка Юстина сразу поверила в зелья-сны и их магию? Кто же она такая – на самом деле?

После Великого Холода, который Иван и Ева пережили с группой людей под землей, они идут в никуда. Цивилизация рухнула, человек не может спать один и умирает, если его кто-то не разбудит. Одиночки изматывают себя, борются со сном, превращаются в бессознательных опасных шатунов. Люди не могут подолгу оставаться на одном месте и вынуждены перемещаться, по их следам идут банды, захватывающие рабов, и крысы с одичавшими собаками. Иван и Ева замечают странные знаки, это начинает их беспокоить. Куда ведут знаки: к спасению или в ловушку?

«Я смешной человек. Они меня называют теперь сумасшедшим. Это было бы повышение в чине, если б я всё еще не оставался для них таким же смешным, как и прежде. Но теперь уж я не сержусь, теперь они все мне милы, и даже когда они смеются надо мной – и тогда чем-то даже особенно милы. Я бы сам смеялся с ними, – не то что над собой, а их любя, если б мне не было так грустно, на них глядя. Грустно потому, что они не знают истины, а я знаю истину. Ох, как тяжело одному знать истину! Но они этого не поймут. Нет, не поймут…»