Книги, похожие на «Николай Полевой, Мешок с золотом»

В губернский город NN приезжает человек – что называется, средней руки во всем: ни стар, ни молод, ни богат, ни беден. Господин этот по фамилии Чичиков, совершив светские визиты вежливости к городской знати, принимается за объезд имений местных помещиков, интересуясь странным на первый взгляд, делом: он хочет купить мертвых душ… Роман-поэма Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души» является признанной энциклопедией человеческих душ и характеров, типажей России того времени. Искрометный слог и сюжет пережил уже не одно поколение читателей, и актуален по наши дни. Гоголь планировал завершить роман в форме трилогии – на манер «Божественной комедии» Данте Алигьери. Второй том, написанный им практически целиком во время последних путешествий по Европе, был уже практически готов. Но обуреваемый душевными терзаниями и ударившийся в мистификации автор сжигает его – ровно за десять дней до своей собственной кончины.

«В трех верстах от деревни Обручановой строился громадный мост. Из деревни, стоявшей высоко на крутом берегу, был виден его решётчатый остов, и в туманную погоду и в тихие зимние дни, когда его тонкие железные стропила и все леса кругом были покрыты инеем, он представлял живописную и даже фантастическую картину. Через деревню проезжал иногда на беговых дрожках или в коляске инженер Кучеров, строитель моста, полный, плечистый, бородатый мужчина в мягкой, помятой фуражке; иногда в праздники приходили босяки, работавшие на мосту; они просили милостыню, смеялись над бабами и, случалось, уносили что-нибудь. Но это бывало редко; обыкновенно же дни проходили тихо и спокойно, как будто постройки не было вовсе, и только по вечерам, когда около моста светились костры, ветер слабо доносил песню босяков. И днем иногда слышался печальный металлический звук: дон… дон… дон…»

«…В 1901 году, выпустив меня из тюрьмы, начальство применило ко мне очень смешную меру «предупреждения и пресечения преступлений» – домашний арест. В кухню моей квартиры посадили полицейского, в прихожую – другого, и я мог выходить на улицу только в сопровождении одного из них…»

«И стал с этих пор скучать Ермил. Возьмет ли метлу в руки, примется ли жеребца хозяйского чистить; начнет ли сугробы сгребать – не лежит его душа к работе. Поужинает, заляжет спать на печь, и тепло ему и сытно, а не спокойно у него в мыслях. Представляется ему – едут они с купцом по дороге, поле белое, небо белое; полозья визжат, вешки по сторонам натыканы, а купец запахнул шубу, и из-за шубы бумажник у него оттопырился. Люди храп подымут, на дворе петухи закричат, в соборе к утрене ударят, а Ермил все вертится с бока на бок. Прежде разъелся он на хозяйских харчах: щеки отдулись, шея стала как у борова, кафтан, что захватил из дома, – не сходится: станет застегивать – петли трещат. А тут дело подошло…»