Книги, похожие на «Леонид Добычин, Лидия»

«Великая вещь дружба. И тем более она драгоценна, что становится в наше время редчайшим явлением.Ужасна измена друга. Еще страшнее смерть его. Но неизмеримо горше, когда вернейшего и любимейшего друга выкрадут из вашего сердца, как часы из жилетного кармана. Надо ли говорить, что в этой тяжелой утрате роль похитителя всегда принадлежит женщине? Мы, мужчины, не только охотно терпим жениных подруг девичества, но даже дарим приязнью ее бывших поклонников. Женщина же скорее простит мужу его холостые романишки, чем потерпит в своем доме самого великодушного друга его молодости…»

Случайный знакомый приглашает героя покататься на «американских горках». Во время аттракциона у него начинается сердечный приступ, и он поспешно отдает соседу распоряжения ... по уходу за его кроликами...

Тэффи считала сборник «Ведьма», вышедший в 1936 году, самой удачной своей книгой. На его страницах оживают ведьмы и лешие, домовые и русалки, водяные и оборотни, а также другие персонажи древних славянских мифов, сказок, легенд, преданий, поверий и обычаев, услышанных писательницей в детстве, которое она провела в русской провинции. Рассказаны все эти истории с присущими Тэффи теплотой, душевностью, искренностью и юмором, а и без того выразительный язык, изысканность которого отмечали Бунин, Куприн и Мережковский, в «Ведьме» достигает своего пика.В данное издание вошли «Домовой», «Лешачиха», «Русалка», «Чудит» и другие рассказы из сборника «Ведьма», избранные рассказы из книги «Неживой зверь», а также другие истории.

«Только что распускались деревья. В бледно-прозрачной аллее монастырского сада сидели вместе на лавочке благообразный, полный, чистый монах и купчиха.Купчиха приехала в монастырь из Твери, к старцу Памфилию, к которому ездили многие, потому что он был известен святой жизнью и считался прозорливцем.Поздняя обедня отошла, но к старцу еще не допускали. Сквозь едва опушенные, нежные деревья виден был собор невдалеке, паперть, покрытая народом. В серо-коричневой толпе богомольцев – черные пятна монахов…»

«Зной невыносимый. Плоская равнина у Колтуевских колодцев вся выжжена солнцем. Три колодца высоко торчат в воздухе своими долговязыми журавлями и издали напоминают собою трех пасущихся жирафов, основательно высушенных голодом. Тишина вокруг мертвая. Кажется, что все живое сгорело в лучах солнца и превратилось в блеск и зной. Из тощих кустиков красного тальника, торчащего у пыльной дороги, столбом вымахнет порою грач, но, сделав в горячем воздухе несколько неловких движений, снова комком падает в куст, точно спалив себе крылья. В поле вся рожь свернулась клубками и, согнув стебель, как горбатую спину, прячет от солнца колос. А овес беспомощно растопырил жидкую кисть и напоминает своим взъерошенным видом обнищавшего мужичонка. Сразу видно, что ему приходится донельзя туго…»