Книги, похожие на «Вацлав Воровский, Куприн»

«Последняя четверть знаменательного XIX века выдвинула целый ряде более или менее выдающихся писателей, но едва ли кто из них пользуется такой широкой, такой громадной популярностью, как польский романист Сенкевич. У автора романов: „Без догмата“ и „Камо грядеши?“ („Quo vadis“), которые произвели настоящую сенсацию, и знаменитой трилогии, состоящей из исторических романов „Огнем и Мечем“, „Потоп“ и „Пан Володыевский“, – миллионы читателей и пламенных поклонников и в Старом, и в Новом свете. Европейская критика, в лице лучших, наиболее проницательных и тонко понимающих её представителей, почти единогласно отвела польскому беллетристу самое почетное место среди корифеев современной изящной словесности и каждому новому произведению Сенкевича посвящает большие этюды, разъясняя значение его исторических, психологических и общественных романов, его оригинальное миросозерцание…»

«…Начнем с „Отечественных записок“ (1848 г.), где образовался круг молодых писателей, создавший, уже довольно давно, какой-то фантастически-сентиментальный род повествования, конечно, не новый в истории словесности, но, по крайней, мере новый в той форме, какая теперь ему дается возобновителями его.Всякий несколько занимающийся отечественною словесностию, знает наперед, что изобретатель этого рода был г. Ф. Достоевский, автор «Бедных людей»…»

«О многих книгах последнего времени стоит упомянуть. Есть мнение, что наших новых писателей стало ныне влечь к большим вещам, к роману, и что это влечение – показатель некой литературной зрелости. Не знаю, в зрелости ли дело. Просто, я думаю, совершается естественное освобождение от «чеховщины». Миниатюра Чехова – целая эпоха. Это была литературная революция, – необходимая, конечно, и для общей эволюции литературы. Но теперь Чехов остался позади. Пережит, пройден, – хотя не превзойден. Тяготение к «роману», действительно, есть. Однако до сих нор чувствуется во всех новых наших романах какая-то несоответствующая легкость письма, не архитектурпость, не цельность, отсутствие формулы, а единая и ясная формула – непременное условие большой вещи. Незаконченность чувствуется; она так мила в каждом чеховском «пустячке», но, помимо Чехова, редко кому вполне удавалась…»

«В начале года толстые журналы особенно заботливо относятся к своей беллетристике. Каждая январская книжка не прочь щегольнуть новой повестью старой знаменитости, началом обещающего романа. Это до сих пор так, хоть оно труднее, чем в былые годы: литература стала широка, цельна, более или менее единообразна, хорошие писатели равны друг другу, и равно им доступны все журналы. Сегодня Горький в «Современном Мире», завтра (а то и сегодня же) он в «Вестнике Европы» или в «Заветах»; где угодно можно встретить Андреева, где угодно Бориса Зайцева, Ал. Толстого и т. д. Каждый писатель, независимо от того, в какой из толстых журналов толкнул его сегодня случай, остается самим собою. Впрочем, и журнал остается самим собою, кто бы ни подвизался на первых его страницах: Горький или Тыркова, Клюев или Зайцев, Ал. Толстой или Шмелев, Пришвин или Гумилев…»