Книги, похожие на «Галина Артемьева, Код Мандельштама»

Этот номер, посвященный памяти недавно ушедшего поэта Алексея Парщикова, одного из инициаторов и активного участника журнала «Комментарии», подготовлен и выпущен совместно с книжной серией «Русский Гулливер».Благодарим вдову Парщикова Екатерину Дробязко, предоставившую материалы из его архива.Письма и наброски Парщикова публикуются в авторской орфографии и пунктуации, кроме явных опечаток.На лицевой обложке – фрагмент фотографии Алексея Парщикова.Фотография на обороте лицевой обложки – из архива Олега Нарижного.Фотография на обороте задней обложки – Екатерины Дробязко.Остальные фото – Михаила Зелена.Оформление номера при участии художника Владимира Сулягина.Макет номера Павла Сандомирского.

Спросите любого даже в наше не столько располагающее к литературе время: кто такой Иосиф Бродский? Большинство ответят, что он из диссидентов, нобелевский лауреат – великий российский поэт. Но ведь «поэт в России – больше, чем поэт». Он – властитель дум миллионов. И Бродский таким был, по крайней мере в среде единомышленников. Ведь недаром на Западе у русскоязычных граждан давно считается, что «Бродский действительно своего рода Пушкин ХХ века – настолько похожи их культурные задачи… Он застилает горизонт. Его не обойти. …Надо либо подчиниться и подражать, либо отринуть его». Так кто же он, Иосиф Бродский, подобно Вечному жиду, скитавшийся по миру: гениальный поэт или раздутый до непомерных размеров ангажированный литератор?

Впервые в истории подробный рассказ о жизни и творчестве Николая Языкова, одного из величайших русских поэтов. Языкову не повезло. При всем колоссальном таланте, он остался для последующих поколений в тени Пушкина и Лермонтова, и почти 200 лет никто не пытался глубоко и серьезно осмыслить его воистину трагичную судьбу. Автор постарался найти свой ответ на самые острые вопросы, не уклоняясь от «скользких» тем. Действительно ли Языковым настолько владела зависть к Пушкину, что он был его фальшивым другом, чем-то вроде Сальери при Моцарте? Действительно ли под конец жизни он настолько ненавидел людей, из-за своей неизлечимой болезни, что навеки запятнал себя злобными стихотворными пасквилями, «доносами в стихах», на лучших и передовых представителей российской мысли и культуры?Ради того чтобы докопаться до истины, пришлось многое пересмотреть в устоявшихся взглядах на пушкинскую эпоху, в оценке и значении многих фигур. Интеллектуальный детектив, как можно было бы определить жанр книги, способен держать читателя в напряжении до самого конца.

Я перечитываю Строки Гусиного Пера и, как прежде, испытываю недоумение. Вдумываюсь в эту прелестную прозу (если это проза), наслаждаюсь музыкальным стихом (если это стихи) и не знаю, как их оценить. Старая, въевшаяся привычка искать за текстом нечто скрытое и подразумеваемое, нечто требующее истолкования, привычка «интепретации», комментаторский зуд — мешают мне воспринять эти маленькие шедевры просто и прямо, такими, каковы они есть.