Книги, похожие на «Александр Куприн, «Ханжушка»»

«– Эх, эх, эх, эх! – вставил до сих пор молчавший о. Панкратий. – Хорошо ему рассуждать, коли у него детей нет, а вот как у отца Антония их шестеро, так не то что в тон не попадешь, а и рясу наизнанку иной раз наденешь.– Да, если бы не дети! – со вздохом промолвил о. Антоний, – если бы не дети!..»

Хосе Протасио Рисаль Меркадо и Алонсо Реалонда (1861–1896) – таково полное имя самого почитаемого в народе национального героя Филиппин, прозванного «гордостью малайской расы». Писатель и поэт, лингвист и историк, скульптор и живописец. Рисаль был. кроме того, известен как врач, зоолог, этнограф и переводчик (он знал более двух десятков языков). Будущий идеолог возрождения народов Юго-Восточной Азии получил образование в Манильском университете, а также в Испании и Германии. Его обличительные антиколониальные романы «Не прикасайся ко мне» (1887), «Флибустьеры» (1891) и политические памфлеты сыграли большую роль в пробуждении свободомыслия и национального самосознания филиппинской интеллигенции. Рисаль бьш казнен за подготовку восстания против испанского господства на Филиппинах.Публикуемый в данном томе роман «Флибустьеры», повествует о годах владычества испанских колонизаторов на Филиппинах. о героической борьбе филиппинского народа за независимость своей родины. Ее знаменем стало имя самого Хосе Рисаля. который на страницах книги перевоплощается в своего героя и вместе с ним строит планы борьбы и мести.

Манящие лесные дали Заволжья, скрывающие в своих урочищах раскольничьи скиты с их потаенной жизнью. Вольно текущая Волга… Настоящая, исконная, старозаветная Русь, буйная в веселье, безудержная в грехах, истовая в раскаянии. Всему здесь найдется место – и пьянству, и легкости нравов, и изуверству. Но тем ярче живым, чистым блеском сияет настоящая любовь, подлинная вера, красота человеческой души.

«В чистый понедельник ночью купец Родион Яковлевич Глебов вернулся в свой город из Москвы. Он думал попасть домой к масленой, да не успел, и как ни противен был ему московский масленичный шум и суета – он себя превозмог, остался, кого нужно повидать – повидал, справился хорошо и теперь ехал довольный. Впрочем, довольство его ничем не выражалось: глаза, как всегда, были строги, брови слегка сдвинуты. Он одевался по-русски, без щегольства, но и без всякой неряшливости: высокие сапоги, теплый картуз. Его худощавое, темное лицо, обрамленное длинной бородой стального цвета, было похоже на лик старого письма…»