Книги, похожие на «Иван Будник, Из раннего»

Это первая книга из цикла «Эхо вдохновений». В книгу входят переосмысленные, отредактированные, тщательно отобранные и доработанные стихи, написанные автором в течение прошедших десяти лет. Приятного прочтения!

Константин Михайлович Фофанов родился в Петербурге. Отец поэта был небогатым купцом, торговавшим в столице дровами, дед – олонецкий крестьянин. Воспитывался Фофанов в дешевых частных пансионах, хорошего образования не получил. Печататься начал с 1881 г., первая книга его стихотворений вышла в 1887 г. Мрачные десятилетия 80-90-х годов, время политической реакции в стране, время упадка сил и идейного разброда среди русской интеллигенции, наложили на творчество Фофанова свою резкую печать. Фофанов выступал глашатаем «чистого искусства», стремился в своих стихах уйти от пошлой и грубой действительности в мир волшебной мечты. Сын «больного поколения», он чтил порывы борцов за народное благо, сочувствовал бедным и сирым, но в бессилии перед злом лишь противопоставлял ему чистую, поэтическую природу, слагая романтические сказки о цветах и растениях. Поэзия Фофанова окрашена в минорные тона; для нее характерна особая певучесть, щедрое разнообразие оттенков настроений, запечатленных в их мимолетности, зыбкость и приглушенность лирических образов. Порой его стих, порывистый и нервный, портят банальные «красивости». В 80-е годы Фофанов был одним из популярнейших поэтов. О нем тепло отзывались Лев Толстой, Майков, Чехов, его нежно любил Репин. Фофанов во многом оказался близок символистам, которые объявили его своим предшественником. Жизненный путь поэта был с юности отягощен постоянной нуждой, болезнью, невзгодами. Слава Фофанова к концу его дней уже закатилась. Умер он, оставив большую семью, полунищим.

Родился 12 февраля 1972 года в семье служащих в посёлке Русская Поляна, Омской области. После проживал в пос. Любино, Омской области, где закончил 5 классов, а среднее образование получил в посёлке Марьяновка, Омской области. Учиться дальше не пошёл, потому что, как не странно, хотелось в армию. Служба в морчастях погранвойск проходила в городе Петропавловск-Камчатский с весны 1990 по осень 1992. Именно во время службы появились первые строки. Наверно это было заложено в генах. Назван я был в честь Сергея Есенина, в школе я любил декларировать Владимира Маяковского, а в нашем доме слушались песни Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Ю.Визбора.

«Айкидо научило меня тому, что, если ты упал, завтра ты встанешь, чтобы опять упасть и вновь подняться… И это – не замкнутый круг, по которому ходишь всю жизнь, это – суровая практика перед встречей с Истиной, путь своей собственной Правды, свой путь.А еще я понял, что совсем не обязательно изучать Айкидо, чтобы уверенно идти своей дорогой и это сделало мою практику гораздо интереснее и насыщеннее. Я понял, что движение с горы и вверх, на гору, практически ничем не отличаются друг от друга…Эта книга была написана не для того, чтобы кого-то чему-то обучить, а для того, чтобы учиться самому». Так уверяет читателей автор Алексей Мухин. И тот, кто стремится познать Духовность Любви и Движение по истинному Пути – тот сможет понять каждое слово, адресованное именно ему на каждой странице этой удивительной книги.

«… Менее всего Случевский был художник. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, – не почерка, а выражений. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему был нужен свой Аарон, чтобы передавать другим божеские глаголы; он любил выступать под чужой маской: Мефистофеля, „одностороннего человека“, духа („Посмертные песни“), любил заимствовать чужую форму, хотя бы пушкинской поэмы. Когда же, в „Песнях из уголка“ например, он говорил прямо от себя, все у него выходило как-то нескладно, почти смешно, и вместе с тем часто пророчески сильно, огненно ярко. В самых увлекательных местах своих стихотворений он вдруг сбивался на прозу, неуместно вставленным словцом разбивал все очарование и, может быть, именно этим достигал совершенно особого, ему одному свойственного, впечатления. Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это – безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости. …»