Книги, похожие на «Николай Гоголь, Игроки»

«Пиковая дама» – одна из самых загадочных повестей А.С. Пушкина. Одноименная опера П.И. Чайковского, регулярные театральные постановки и солидное количество экранизаций красноречиво свидетельствуют о невероятной популярности этого произведения, а знаменитые «тройка, семерка, туз» известны даже тем, кто незнаком с историей Германна.Не уступают в популярности и литературной значимости и поэмы «Полтава», «Медный всадник», «Руслан и Людмила» – совершенно разные в сюжетном отношении произведения объединяет читательская и зрительская любовь, будь то постановки на сцене, кинокартины на экране или чтение оригинала.В состав сборника также входят и другие прозаические и поэтические шедевры, без которых невозможно составить представление о столь разнообразном творчестве великого поэта.

«…Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников. Носил он просторный синий сюртук с длинными рукавами, застегнутый доверху, шелковый лиловый платок на шее, ярко вычищенные сапоги с кистями и вообще с виду походил на зажиточного купца. Руки у него были прекрасные, мягкие и белые, он часто в течение разговора брался за пуговицы своего сюртука. Овсяников своею важностью и неподвижностью, смышленостью и ленью, своим прямодушием и упорством напоминал мне русских бояр допетровских времен… Ферязь бы к нему пристала. Это был один из последних людей старого века. Все соседи его чрезвычайно уважали и почитали за честь знаться с ним. Его братья, однодворцы, только что не молились на него, шапки перед ним издали ломали, гордились им. Говоря вообще, у нас до сих пор однодворца трудно отличить от мужика: хозяйство у него едва ли не хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная. Овсяников был исключением из общего правила, хоть и не слыл за богача…»

«В 184* году я жил в одной из северных губерний России. Жил, то есть состоял на службе, как это само собой разумелось в то время. И при этом всякие дела делал: возлежал на лоне у начальника края, танцевал котильон с губернаторшей, разговаривал с жандармским штаб‑офицером о величии России и, совместно с управляющим палатой государственных имуществ, плакал горючими слезами, когда последний удостоверял, что будущее принадлежит окружным начальникам. И, что всего важнее, ужасно сердился, когда при мне называли окружных начальников эмиссарами Пугачева. Одним словом, проводил время не весьма полезно…»