Книги, похожие на «Дон Нигро, Говорят женщины»

. 8 актеров (3 женских и 5 мужских ролей). Честная, искренняя, объективная пьеса. На естественный вопрос россиян: «Почему она написана?» – автор сам дает ответ: «Разумеется, мне могут сказать, не можешь ты писать о Пушкине. Американец, пишущий о Пушкине, выглядит таким же идиотом, как русский, пишущий о Марке Твене. Что ты действительно можешь об этом знать? Могу только ответить, как наверняка ответил бы Пушкин, если бы кто-то попытался сказать ему, что должно, а что не должно ему писать: да пошли вы…»

Триллер. Вечерняя прогулка. Мужчина случайно обращает внимание на женщину, раздевающуюся у окна. НЕ может забыть, начинает следить, тенет его к ней. В какой-то вечер проникает в дом и… Жизнь у женщины размеренная. Она следует череде ритуалов… Мужчина – не первый, обративший на нее внимание. Загорать она любит в саду, у трех розовых кустов. После встрече с мужчиной кустов становится четыре.

2 актера (1 женская и 1 мужская роль). Удивительно легкая и воздушная пьеса, в которой переплетены прошлое и настоящее, реальность и выдумка. Кто эти Виргиния и Поль – книжные персонажи, призраки, реальные люди – остается загадкой. Да и не важно это. Пьеса оставляет удивительно хорошее послевкусие.

Немецкий писатель и драматург Эдён фон Хорват, после прихода нацистов покинувший сначала Германию, а потом Австрию, в Амстердаме попадает к предсказательнице судьбы. Она предрекает ему смерть в Париже, но он ей не верит. И напрасно.

. Четыре актера (1 женская и 3 мужские роли). Это удивительная пьеса. Четыре площадки, тринадцать картин, в каждой заняты обычно по два персонажа. Напряжение нарастает, нарастает, нарастает (всю пьесу идет поиск убийцы), а потом разом сбрасывается: подозреваемый оказывается невиновным. И так не один раз. По спирали. Вчетвером персонажи собираются только в последней картине: когда троим уже ясно, кто убийца (отличная иллюстрация – картина Эдварда Хоппера «Полуночники»). Но… это триллер, а не детектив. Опять ошибочка вышла. Нет, убийцу, конечно, находят, и это очень жесткая сцена, вершина блестяще написанной пьесы. Собственно, потому и шедевр.