Книги, похожие на «Надежда Тэффи, …Где бы мы не причалили (сборник)»

«…На «рю Дарю» слишком хорошо поют. Слишком! Ах, знаю, чего вы от меня ждете: начну сейчас вспоминать деревенскую церквушку на родине, да как я туда к Светлой заутрени ходил, да как талой землей пахло, а народ, в это время, со свечечками… Но у меня никаких подобных воспоминаний нет. В деревне я ранней весной не бывал, в церковь меня в детстве не водили, только в гимназии, в гимназическую; а там какая уж трогательность! Рос в городской, интеллигентно-обывательской семье и сам вышел интеллигентом-обывателем: всем интересовался – понемногу; в университете преимущественно политикой (в такой кружок попал), но тоже не до самозабвенья. Церковью и религиозными вопросами не интересовался никогда. На этот счет уж было установленное мнение, его мы и держались…»

Первый роман Михаила Осоргина «Сивцев Вражек» вышел в свет в 1928 году вдали от родины – писателю и известнейшему журналисту на тот момент было 50 лет. В произведении воплотился масштабный замысел писателя – рассказ о падении старого уклада жизни, трагедии старомосковской интеллигенции, пострадавшей от Первой мировой войны и революции 1917 года. Осоргин выступает достойным продолжателем традиций русской классики и пронизывает весь роман щемящей тоской и проникновенным лиризмом, так свойственным писателям-эмигрантам.Послесловие к роману подготовлено кандидатом филологических наук Леонидом Пахомовым.

В книге: есть, что весело. — Есть, что грустно. — Есть, что пустое, и есть, что важно. — Всяко есть! Ведь книга о жизни написана. — А жизнь — разна бывает. — Ох, как разна! — И особенно — в России!

«Толстый, большой, пухлое румяное лицо, маленький нос кверху, губы красные бутончиком, глаза такие, точно ждут чего-нибудь веселенького, – вот вам и Володька, друг и приятель мой…»

«В бурю белогривые волны подкатывались почти под самую террасу белого домика с черепичною крышею и зелеными ставнями. В домике жил на покое, с женой и дочерью, старый врач-земец Иван Ильич Сартанов, постоянный участник пироговских съездов. Врачам русским хорошо была знакома его высокая, худая фигура в косоворотке под пиджаком, с седыми волосами до плеч и некурчавящеюся бородою, как он бочком пробирался на съезде к кафедре, читал статистику смертных казней и в заключение вносил проект резкой резолюции, как с места вскакивал полицейский пристав и закрывал собрание, не дав ему дочитать до конца. Во время войны он стал было подводить на съезде статистику убитых и раненых на фронте, обронил слово „бойня“ и очутился в Бутырках…»