Книги, похожие на «Сергей Гарин, Емельян»

«Алексей Степанович, машинист при Буковской мельнице, среди ночи проснулся, не то уже выспавшись, так как накануне он завалился спать с восьми часов, не то от ровного шума дождя по железной крыше, от которого он отвык за семь зимних месяцев. Рамы в окнах уже были выставлены, и звук приносился густой и отчетливый, точно над железом крыши опрокинули мешок с горохом, и сквозь этот шум едва пробивалось мягкое и задумчивое бульканье. Алексей Степанович засветил огонь и, накинув пальто, выглянул наружу. Было так темно, что в первую минуту он не мог рассмотреть ракиты, которая стояла как раз у входа. Грохот дождя на крыше стал глуше, но бульканье усиливалось; и Алексей Степанович понял, что капли дождя попадают в воду, и удивился, откуда она взялась у его домика, стоявшего на бугорке…»

Виктор Астафьев – в каком-то смысле русский «Хемингуэй наоборот». Астафьев исследует источники не силы человеческой, но слабости. Каждая его повесть – как последняя исповедь. Астафьев суров и жёсток – порой даже жестóк – к своим героям и к той действительности, что их окружает. Он проводит их тела и души через тяжелейшие испытания для того, чтобы в конце концов подвести к раскаянию.Шаг за шагом ведет Астафьев своих героев по пути переосмысления себя, очищения, духовного перерождения. Тем же путем он поведет и читателя, дерзнувшего довериться такому проводнику – равно беспощадному и к себе, и к другим.Две самые мощные повести выдающегося русского писателя Виктора Астафьева – «Царь-рыба» и «Прощальный поклон» под одной обложкой.

«Несомненно, что пароходы и паровозы, вообще усовершенствованные средства передвижения, при всех своих преимуществах, имеют один крупный недостаток: они извращают перспективу и, сближая отдельные пункты между собою, удаляют нас от страны вообще. Мчишься в поезде от станции до станции или на пароходе от пристани до пристани, и страна мелькает мимо с головокружительной быстротой, оставляя впечатление грохота, свиста, дыма, в лучшем случае молчаливого пейзажа, красиво освещенного луной… И где-то там, вдалеке, еще мерцают огоньки… Но как живут в этих деревнях, куда едет эта телега, промелькнувшая на пыльной дороге, рядом с полотном чугунки, о чем говорят эти мужики, остановившиеся в сумерках перед железнодорожным барьером у будки, в поле, – все это в виде мимолетного вопроса проносится и исчезает…»