Книги, похожие на «Константин Николаевич Леонтьев, Дитя души. Мемуары»

«Большая зала в доме Вышневского, богато меблированная. Налево дверь в кабинет Вышневского, направо – в комнаты Анны Павловны; по обе стороны на стенах по зеркалу и под ними столики; прямо входная дверь…»

«Когда Август Мистрей и его жена Тави решили, наконец, зачеркнуть след прекрасной надежды, им не оставалось другого выбора, как поселиться на непродолжительное время у Ионсона, своего дальнего родственника. Год назад, когда дела Ионсона пошли в гору, этот человек, возбужденный успехом, много, фальшиво и горячо болтал, поэтому его тогдашнее приглашение приехать, когда того захочется Мистреям, в только что приобретенное имение Мистреи рассматривали до сего времени как истинный огонь сердца и просто потянулись к нему, вздохнув о чудесном уголке, владеть которым были бы не в состоянии, даже заплатив деньги вторично…»

«Хоронили Федора Михайловича Достоевского. День был суровый и пасмурный. Я в этот день был нездоров и с большим над собою усилием проводил гроб до ворот Невского монастыря. В воротах произошла большая давка. В тесноте раздались стоны и крики. Драматург Аверкиев показался на возвышении над толпою и что-то кричал. Голос у него был громкий, но разобрать слов было невозможно…»

Сознательная жизнь начинается с выделения себя как субъекта, согласно воспитанию, образованию, социальному статусу лепится умовой образ, причем образ идеальный. Иллюзию несут через всю жизнь, пребывая непрерывно в борении самоидентификации, необходимости доказывать свое соответствие самому себе, исходя из реальности. У Мастера жизни образ себя и реальности совпадают. При этом состоянии подлинности испытывается истинное наслаждение, роль не играется, все реально. Искусство быть самим собой.

«Моросит мелкий осенний дождь. В саду между голыми деревьями свистит ветер. Вымокший дворик Бахмутовского флигеля весь затоплен тусклыми сумерками, как пруд мутною водою. В этой бесцветной мгле осенних сумерек все предметы посерели и даже изменили очертания. Перевернутая вверх колесами телега походит теперь на китайский домик, а понуро сидящая на крыльце собака на индийского идола. Можно подумать, что Бахмутовский дворик простужен осенними ветрами и дождем и тяжко бредит. За двориком, обнесенным покачнувшимся тыном, высится скелет большого каменного дома; его железная крыша содрана с решетин; это старый Бахмутовский дом; ветер свободно гуляет по дому, проникая сквозь черные отверстия вынутых окон, и старый дом издает протяжные и жалобные звуки. В саду, кое-где на полянах, торчат такие же скелеты полуразрушенных теплиц и оранжерей; ветер гуляет и там и все эти развалины точно перекликаются между собою, как часовые, гудят и стонут. А два окна маленького флигеля скупо светятся…»