Книги, похожие на «Михаил Ландбург, Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф»

Комедийная повесть. «Лежачих в палате было четверо — трое с переломами и пьяный фельдшер». Так началась моя карьера военного журналиста.

«Грубые будни» — роман из цикла «Пространство холода». События развиваются на рубеже веков и в первом десятилетии двадцать первого века. Каждое произведение закончено, но они связаны между собой персонажами, сюжетные линии развиваются самостоятельно, но в какой-то момент пересекаются. И это не случайно. Во всём можно найти взаимосвязь. Данному роману предшествует роман «Грубые хроники», вышедший в этом году.

Книга «Черновики Иерусалима» – приключение, кажущееся на первый взгляд беззаботной и легкой постмодернистской игрой, в то же время претендует на нечто большее, а именно: на создание необходимого всякому горожанину пространства, насыщенного литературной реальностью в той же степени, в которой оно насыщено политической, исторической, религиозной и т.д., и т.п. Без этой литературной сферы жизнь представляется невозможной, так же как невозможна она без атмосферы и, скажем, без биосферы. Таким образом, речь в прямом смысле этого слова идет о насущном градостроительстве.Это отсутствовавший до сих пор в мировой литературе корпус художественных текстов о городе, чей генезис в современной культуре уникален и парадоксален. С одной стороны, Иерусалим на протяжении столетий находится в эпицентре нашей цивилизации, с другой – художественные тексты (в отличие от теологических и антропологических), содержащие в себе подлинные картины Иерусалима и жизни его обитателей, а не условный Святой Град, можно сосчитать по пальцам, да и те не являются созданиями классиков первой величины. И это несмотря на то, что многие из оных классиков в разные эпохи посещали Святую Землю. «Автор» (кавычки в данном случае – неизбежный инструмент тотально ироничного отношения повествователя к вопросу о собственном авторстве) постарался восполнить этот пробел в истории и практике литературы.

Внезапно поймал себя на мысли, что целый день проговорил сам с собой. Снова до боли в сердце ощутил душевное одиночество, как тогда в центре бескрайней пустыни. — Лю-ю-дочка-а-а! — словно раненый зверь, крикнул в полном отчаянии на всю Вселенную, в один миг сжавшуюся до размеров воспаленного разума. А в ответ — леденящее душу безмолвие разделившей нас страшной бездны, имя которой Вечность…