Книги, похожие на «Константин Николаевич Леонтьев, Четыре письма с Афона»

«„Что бы это такое?“ – думаете вы, – „der letzte Ivan“, „последний из Иванов“, „сказание о последнем Иване“… Гм… Может быть, этим сказанием замыкается целый цикл народных песен и сказок об Иванах, которых, как известно, довольно много и в звании царевича, и в звании гостиного сына, и в качестве богатырей, и преимущественно в качестве умных дурачков. Может быть, народная фантазия, так плодовито разнообразившая сказочный тип Ивана, наконец завершила свою работу и распростилась окончательно с этим любимым образом?..»

В книге Наталии Скоробогатько «Для японцев он стал японцем: Апостольский путь святителя Николая (Касаткина)» представлено житие святого равноапостольного Николая Японского. Издание содержит фотографии угодника Божия, тропарь и кондак ему.«Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская Православная Миссия, довольно было сказать одно слово „Николай“, и буквально каждый рикша сразу знал, куда нужно было доставить гостя Миссии. И православный храм назывался „Николай“, и место Миссии также „Николай“, даже само Православие называлось именем „Николай“».

«…Биографические книжки принято начинать с рождения главного героя, рассказа о его родителях, детстве, отрочестве. Мне хотелось отойти от этой традиции и начать свой рассказ о Леонтьеве с его вступления во «взрослую» жизнь, с отъезда на Крымскую войну. Но первоначальный план дал течь: кораблю повествования не хватало парусов, оснастки, компаса, карт – всего того снаряжения, которым снабжают человека именно в детстве, в родном доме. Ведь на формирование леонтьевского характера огромное влияние оказала мать и созданная ею атмосфера в калужском имении Кудиново, где он вырос. Леонтьев мать обожал, но и побаивался: нрав у Феодосии Петровны был крутой и вспыльчивый. Все ее дети – а Константин был последним, седьмым по счету – перед матерью трепетали. Говорят, один из старших сыновей, горячо любимый ею Александр, даже в тифозной горячке по дороге домой в полубреду-полуяви сокрушался, что может огорчить маменьку, посмев заболеть…»