Книги, похожие на «Пётр Кропоткин, Анархия и нравственность (сборник)»

В книге на примерах доказано, что религия не нужна для морали людей и что мораль может существовать без религии. В книге продемонстрирована аморальность Библии, которая одобряет садизм-мазохизм, геноцид, человеческие жертвоприношения. Показана непригодность христианской морали для жизни. Представлена научная эволюционная светская этика: разум, инстинкты, выживание и размножение рода. В книге представлен научный взгляд на этику и мораль. Пересмотрена потребность людей в религии.Книга предназначена для старшеклассников и студентов, а также для широкой аудитории, интересующейся вопросами этики, морали, нравственности с точки зрения разума, отношением разума и веры, науки и религии, развитием цивилизаций и научным подходом к решению любых задач.

Особенность этой книги состоит в том, что в ней нет специализированной терминологии и прямых ссылок, цитат и упоминаний различных авторов. В ходе ответов на поставленные вопросы обсуждаются такие проблемы, как сущность философии; отличие философии от науки, религии, искусства; социальная миссия философии в обществе и культуре. Рассматриваются причины современного «упадка философии», которые связываются с тем, что философия подменяется иными формами духовной культуры. Ставится задача раскрыть значимость философии средствами самого языка и через обращение к жизненным ситуациям человека.Книга будет интересна для всех, кто интересуется философской проблематикой, не исключая, однако и тех, кто подвизался на профессиональном философском поприще.

В существенное дополнение к библейской истории — мир сотворялся трижды: как тот, что явлен на свет; как тот, что погружается в тень и как преломлённый в сознании людей. А в итоге разночтений и нависла над планетой проблема выбора — какую жизнь считать ценнее: реальную, но короткую — на этом свете, или бескровную и бесплотную, но с вечным блаженством на том.

«…Освобождение всех порабощенных людей, сословий, народов, в том числе и поляков, никак не в том, чтобы бороться с ненавистными русским, австрийским правительствами и силою освободиться от них, а в совершенно противоположном: в том, чтобы, перестав видеть в поляках своих исключительных, любимых, угнетенных братьев, признать всех людей, как своих поляков, так и чуждых и враждебных русских, немцев, одинаково ближними, братьями, с которыми, кто они ни были, недопустимы никакие иные отношения, кроме любовных, исключающих возможность совершения какого бы то ни было насилия против кого бы то ни было…»