Книги, похожие на «Александр Герцен, Кто виноват? (сборник)»

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826-1889) родился в старой дворянской семье, в селе Спас-Угол, Калязинского уезда Тверской губернии. Десяти лет от роду он поступил в Московский дворянский институт, а два года спустя – в Царскосельский лицей.Здесь еще были свежи воспоминания о первом, легендарном, пушкинском выпуске. По традиции каждый курс в лицее имел своего поэта, и одним из таких стал Салтыков-Щедрин.Однако литературное дарование писателя раскрылось гораздо позднее и на другой стезе. Мрачноватый юмор его повестей и отнюдь не детских сказок, гениально созданная атмосфера удушливого ужаса в романе «Господа Головлевы» – все это известно каждому из нас со школьных лет.Мы предлагаем вниманию читателя один из малоизвестных романанов Салтыкова-Щедрина «Убежище Монрепо» (1882).

«Герасим Фомич был петербургский туземец, что редко случается с петербургскими обывателями: они, большею частию, переселенцы, выходцы из разных стран и племен, вследствие разных житейских обстоятельств. Предок Герасима Фомича был саратовский киргиз, приехавший в Петербург на две недели, которые считал он по-своему, по-киргизски, достаточными для решения тяжбы его с низовским земством о баранах, отнятых у него и присужденных к пожизненному заключению в овчарне уездного воеводы за дерзостные их рассуждения о предметах, поставленных выше простого бараньего разумения. Киргиз, подобно другим людям, приезжающим в Петербург с тою же целью, также на две недели, ошибся в расчете: он не только и в десять лет не дождался решения судьбы своих баранов, обличенных в преступлении, но даже вынужден был принести в жертву Фемиде и тех баранов, которые вовсе не были под судом. По этой причине он пришел в отчаяние, женился на чухонке и произвел человеческое существо, названное немцем. Немец, в свое время, женился на дочери портного и произвел польского шляхтича, который, сочетавшись законным браком с кухмистершею, был виновником жизни обыкновенного петербургского гражданина, русского человека и папеньки Герасима Фомича…»

22 января 1841 г., дописывая письмо к В. П. Боткину, начатое еще 30 декабря, Белинский сообщал, что в ближайшее время приступит к работе о Петре Великом, которая особенно волнует его: она «лежит у меня на сердце, давит его и просится вон… <…> Что же касается направления всей статьи, оно ясно:как говорит известное двустишие, которое и будет выводом всей статьи. В России до Петра были тьма кромешная, люди – почти четвероногие; после Петра сделалось светло и люди становятся людьми, – вот и все…»